тем более сексуальное, получает серьезную психотравму, которая существенно влияет на его психическую деятельность и поведение, приводит к социальной дезадаптации. В-третьих, вследствие перенесенной психотравмы человек находится в  экстремальном эмо-циональном состоянии (стресс, фрустрация), которое снижает способность к продуктив-ному взаимодействию.

Расследуя преступления против половой неприкосновенности и половой свободы лично-сти практические работники часто испытывают серьезные трудности межличностного взаимодействия с жертвами сексуального насилия. Это связано, во-первых, с деликатно-стью тех вопросов, которые подлежат рассмотрению в ходе расследования. Известно, что в нашей стране сексуальная тематика длительное время находилась под запретом и мно-гие люди попросту не знают, как обсуждать с посторонними подобные вопросы. Это касается как потерпевших, так и самих следователей. Кроме того,  сексуальная проблематика в подавляющем большинстве случаев не является темой обсуждения между незнакомыми людьми, не вызывающими доверия. В еще большей степени это относится к малолетним потерпевшим, которые в силу своего интеллектуального и социального развития не понимают характера и значения сексуальных взаимоотношений и не владеют тем понятийным аппаратом, который позволил бы вести с ними продуктивные беседы на данную темуЕсли эти обстоятельства выпадают из поля зрения следователя, то он будет испытывать трудности как в общении с потерпевшими, так и в оценке их способности к осознанно-волевой регуляции своего поведения в криминальной ситуации, а также - в понимании мотивов поведения потерпевших в исследуемой ситуации, в процессе следствия. Это, в свою очередь, приводит к причинению потерпевшей вторичной психотравмы, обусловленной следствием, и, образно говоря, круг замыкается.   
 Чтобы избежать ошибок, снизить риск причинения психотравмы самими следст-венными действиями человеку, а тем более ребенку, который уже пережил сексуальное насилие, нам предстоит рассмотреть следующие вопросы:
возрастные особенности восприятия, памяти, мышления и речи потерпевших;
последствия психотравмы, вызванной сексуальным насилием;
специфика экстремальных эмоциональных состояний, их влияние на психическую дея-тельность как в период сексуального насилия, так и в процессе следствия;
трудности межличностного взаимодействия и способы их преодоления.

1. Возрастные особенности восприятия, памяти, мышления и речи потерпевших по фактам сексуального насилия.
 Поскольку нас, в первую очередь, интересуют малолетние потерпевшие, рассмот-рим общие закономерности психического развития детей различных возрастных групп. Для удобства сравнения данные представлены в табличной форме (см. Приложение 1).
Как видно из приведенных данных, познавательная деятельность детей существенно от-личается от той, что свойственна взрослым. Нельзя ожидать, что  4-5-летний ребенок со-общит развернутую информацию об обстоятельствах преступления - особенности воспри-ятия, памяти, мышления не позволяют ему воспринять в целом и осознать характер про-исходящего, рассказать об этом в форме монолога (это недоступно детям и более старшего возраста). В то же время ребенок, не заметив главного, может отчетливо воспринять второстепенные события. Чаще всего это связано с тем, что картина мира дошкольника совершенно иная, чем у взрослого. Многое в ней зависит от индивидуального опыта ре-бенка, впечатлений, условий и внешней обстановки его жизни. При этом, как отмечают М.М.Коченов и Н.Р.Осипова, уже в дошкольном возрасте многие важные стороны дейст-вительности воспринимаются детьми вполне адекватно. В частности, в пять лет большин-ство детей достаточно точно различает основные формы предметов, но, описывая их, ча-ще пользуются сравнениями с хорошо известными предметами (треугольник – «как до-мик», круг – «как мячик» и т.д.). Хорошо дети различают и называют основные цвета (красный, желтый, зеленый, синий). Если говорить о восприятии роста и возраста другого человека (в частности, насильника),  то существует вероятность их переоценки (средний рост детьми определяется, как правило, как высокий, а человек 35-40 лет – старым или пожилым). В то же время возраст других детей и подростков оценивается точнее.
 Примерно с полутора до двух лет ребенок начинает осознавать свои качества и возможности, свое состояние. Появляются такие формы поведения, которые свидетельст-вуют о формировании самосознания. (Дети начинают подчинять поведение других людей своим требованиям; выполняя какое-либо действие, описывают его; начинают узнавать себя в зеркале, у детей развивается чувство собственности).
С появлением самосознания у ребенка появляется способность понимать эмоциональное состояние другого человека, – развивается способность к сопереживанию или эмпатия. В семилетнем возрасте начинает возникать такая структура переживаний, когда ребенок на-чинает понимать, что значит «я радуюсь», «я огорчен», «я сердит», «я добрый», «я злой», т.е. у него возникает осмысленная ориентировка в собственных переживаниях. Точно так, как ребенок трех лет открывает свое отношение с другими людьми, так семилетка откры-вает сам факт своих переживаний. Переживания приобретают смысл  (сердящийся ребе-нок понимает, что он сердит), благодаря этому у ребенка возникают такие новые отноше-ния к себе, которые были невозможны до обобщения переживаний. К семи годам впервые возникает обобщение переживаний, или аффективное обобщение, логика чувств, т.е., если с ребенком много раз случалась какая-то ситуация, у него возникает аффективное образование, характер которого так же относится к единичному переживанию, как понятие относится к единичному восприятию или воспоминанию. Например, у ребенка дошкольного возраста нет настоящей самооценки, самолюбия. Ребенок дошкольного возраста любит себя, но самолюбия как обобщенного отношения к самому себе, которое остается одним и тем же в разных ситуациях, но самооценки как таковой, но обобщенных отношений к окружающим и понимания своей ценности у ребенка этого возраста нет. С возрастом у детей увеличивается способность понять чужую точку зрения, возможно, вследствие развивающейся способности понимания вообще, а также собственного опыта.
Осознание себя появляется у ребенка уже на втором году жизни. В возрасте приблизи-тельно полутора лет дети узнают свои лица и показывают себя на фотографиях, называя свое имя. В школьные годы у детей формируется понятие о том, какое место они занима-ют в обществе. К тому времени, когда ребенок оканчивает начальную школу, его первые представления о себе превращаются в достаточно разработанную и относительно устой-чивую систему понятий и чувств.
Самооценка определяет те свойства характера человека, которые он сам считает в себе самыми важными. В зависимости от возраста у детей в описании себя постоянно меняют-ся категории. До семи лет дети характеризуют себя в основном с внешней точки зрения. Они называют определенные заметные свойства, такие, как цвет волос, рост или любимое занятие. Дети не отделяют внутренний мир от своего поведения и описания внешности. В доподростковом возрасте описание себя постепенно начинает носить более общий характер («не лезу в драку») и переключается от внешних данных на психологические.
Когда мы говорим о точности показаний малолетних потерпевших, немаловажное значе-ние имеет знание о том, как формируется представление о других людях. Описывая како-го-либо человека, дети моложе семи лет обычно говорят о внешних, отдельных признаках, таких, как имя, физические данные, одежда, поведение, игрушки. Они также часто используют общие оценочные определения: «хороший, плохой, гадкий, красивый», базирующиеся чаще на эмоционально-экспрессивных признаках лица. Восприятие и оценка детьми внешности людей бывают неполным и несовершенным. Если человек лишен особых примет, то ребенок ничего не может самостоятельно, без дополнительных вопросов сообщить о нем. При этом, малоинформативны будут ответы на прямые вопросы о рте, носе, ушах увиденного человека. После восьми лет дети все чаще употребляют абстрактные прилагательные, которые характеризуют поведение, психологию, убеждения, ценности и отношения. В частности, младшие школьники начинают обращать внимание на цвет волос, форму лица (полное, худое). В период между двенадцатью и четырнадцатью годами подростки прибегают к более неопределенным словам – «иногда», «почти», что свидетельствует об их понимании многообразия, неоднозначности и непостоянства тех или иных свойств человека.
Касаясь осознания детьми мотивов поведения других людей, следует отметить, что пове-дение людей вызвано как устойчивыми чертами характера, так и возникшей ситуацией. Взрослые люди и дети старшего возраста часто объясняют поведение других устойчивы-ми чертами личности, свои же действия они истолковывают как результат сложившихся условий. Пятилетние дети склонны придавать большее значение обстановке, объясняя по-ведение людей, что согласуется с их тенденцией описывать людей с точки зрения внешнего облика. Вплоть до начала подросткового периода понимание психологической структуры личности сформировано недостаточно.
 Очень важным обстоятельством, позволяющим понять взаимоотношения насиль-ника и ребенка, является отношение к авторитету. Дети младшего возраста мало осознают роль авторитета. Затем дети проходят стадию подчинения авторитету. Позднее возникают более сложные размышления об авторитете и о добровольном сотрудничестве. Дети пяти - шести лет рассматривают человека, пользующегося авторитетом, как личность, имеющую неоспоримое право подчинять себе из-за подавляющего превосходства, общественного положения или большей физической силы.  Приблизительно с восьми лет появляется более сложный взгляд на авторитет, так как возникают отношения на основе взаимности. Человек, пользующийся авторитетом, заслуживает послушания, так как помогает ребенку и будет помогать в будущем. К девяти годам дети считают, что подчиняться авторитету следует добровольно, и что эти отношения носят характер сотрудничества. В одиннадцать – двенадцать лет, достигнув высокого уровня способности рассуждать, дети считают, что отношения с человеком, чей авторитет высок, основаны целиком на сотрудничестве. Даже роли матери, учителя, которые пользовались многолетним авторитетом, расцениваются как оправданные лишь в определенных условиях и только с согласия тех, кто подчиняется. Дети принимают чей-либо авторитет при условии, если этот человек обладает определенными способностями, знаниями и если того требует обстановка.
С представлением об авторитете тесно связано понимание детьми нравственных и этиче-ских норм, которых следует придерживаться. Нравственное развитие ребенка связано с развивающейся способностью ребенка принимать чужую точку зрения и возможностью использовать определенные мыслительные операции. Общение ровесников способствует нравственному развитию. Дети обретают нравственный опыт, обсуждая правила игры и другие стороны групповой деятельности. Дети узнают, что группа может сформировать и изменить те или иные законы, и научаются принимать во внимание чужую точку зрения.
В процессе допроса от потерпевшего требуется не только создание мысленных образов известных ему событий или предметов, но и максимально точное  словесное описание этих образов. Таким образом, требуется необходимый для этого уровень развития речи.
 В возрасте трех лет ребенок знает примерно 1000 слов, однако большинство из них находится в его пассивном словаре (ребенок понимает их, но в собственной речи не ис-пользует). В этом возрасте он способен выполнять указания взрослых, облеченные в ко-роткие и ясные предложения, а также  самому строить простые предложения, что позво-ляет ему общаться с другими людьми. Следует отметить, что речь ребенка иногда непо-нятна вне конкретной ситуации. Пытаясь рассказать о том, что он не наблюдает в данный момент, ребенок использует неопределенные выражения («там», «туда», «этот»), допол-няя речь жестами. Эта особенность детской речи сохраняется, постепенно уменьшаясь, до начала школьного возраста, иной раз встречаясь в тех случаях, когда ребенок пытается описать сложные для его понимания явления.  
 В три-четыре года ребенок овладевает словесным обозначением таких отношений, как «под-над», «раньше-позже», «больше-меньше», «ближе-дальше», «вперед-назад» и т.д. Речь остается еще недостаточно связной, отмечаются трудности при объединении от-дельных предложений в рассказ. В то же время ребенок способен сообщить намного больше сведений в форме коротких ответов на вопросы, чем в самостоятельном свобод-ном изложении. В этом возрасте ребенок не только понимает содержание чужой речи, но и достаточно чутко улавливает ее эмоциональные оттенки. Нередко ребенок ориентируется не столько на значения слов, сколько на интонацию, с которой они произносятся. Это необходимо учитывать, чтобы избежать опасности внушения информации, не соответствующей действительности. В ряде случаев ребенок бывает не в состоянии точно воспроизвести услышанное, но может определить, как оно было произнесено: спокойно, грубо, с угрозой и т.д.
В возрасте около пяти лет у детей начинает проявляться умение строить самостоятельный рассказ. Ошибочные сообщения в этом возрасте  могут быть вызваны не только несовер-шенством процессов восприятия и памяти, но и трудностями словесной передачи того, что было правильно воспринято.
Наиболее устойчивы, надежны и точны показания детей о действиях людей. Уже в три – пять лет ребенок нередко способен сказать, что делали люди в конкретной ситуации. С шести лет действия людей описываются более подробно.
Нередко детям приписывают повышенную склонность к фантазированию и исключитель-ное богатство воображения. Следует отметить, что у детей повышенная склонность к фан-тазированию встречается довольно редко. Если же говорить о воображении, то у детей оно менее управляемо сознанием, но его продуктивность и содержание определяются жизненным опытом, который у детей ограничен. Создавая образы воображения, дети ис-пользуют только то, что им известно, а потому их воображение беднее, чем у взрослых. К десяти годам воображение становится богаче и реалистичнее, что усложняет распознава-ние вымысла в сообщениях детей этого возраста.
Нередко наряду с представлением о повышенной склонности детей к  фантазированию, часто возникает вопрос о повышенной внушаемости детей. Внушаемость ребенка опреде-ляется степенью легкости, с которой его можно побудить припомнить детали никогда не имевшего места события. В юридическом делопроизводстве главная опасность внушаемо-сти связана с наличием повторных допросов и новой информации, в которую свидетель начинает «верить» и которая в ходе каждого допроса становится уже частью его воспоми-наний.
 Внушаемость свойственна не только детям. Вопрос поэтому состоит не в том, склонны ли дети к дезинформации, а в том, склонны ли они к ней больше, чем взрослые. Этому вопросу посвящено множество исследований, но результаты их противоречивы. В целом признается, что дети к десяти-одиннадцати годам восприимчивы к ложной инфор-мации не более, чем взрослые. О детях шести-десяти лет данные неоднозначны. В некото-рых исследованиях доказано, что эти дети не более внушаемы, чем взрослые, при воспри-ятии ложной информации. Но есть и противоположные данные. О детях моложе семи лет установлено, что они особенно внушаемы относительно второстепенных деталей, но не основного содержания события. На дошкольников также очень сильно влияют вопросы, которые им задают взрослые. Причем дети более восприимчивы к дезинформации, когда их первоначальное знание об описываемой сфере недостаточно; когда дезинформация ка-салась второстепенных, а не основных событий, а также - когда дезинформация произно-силась устами взрослого, которого дети уважали.
Между семью и десятью годами происходят глубокие изменения в мышлении и речи де-тей. Так, к третьему классу заметно повышается способность ребенка абстрагироваться от конкретных ситуаций, понимать сущность событий. К девяти-десяти годам в рассказах детей о воспринимаемых или переживаемых ими событиях наблюдается переход от про-стого перечисления и описания объектов к попыткам истолкования внутреннего содержа-ния ситуации в целом.
В младшем школьном возрасте повышается роль монологической речи в общении ребенка с окружающими, формируются навыки связного, последовательного, логически выдержанного изложения.
Развитие восприятия в младшем школьном возрасте выражается в постепенном повыше-нии его детализированности. Происходит увеличение объема восприятия.
В первые годы школьного обучения дети усваивают многие нравственные нормы, кото-рым одни следуют сознательно, другие нарушают, сознавая, что их поступки могут вы-звать осуждение. В общении с детьми восьми-десяти лет можно апеллировать к их чувст-ву долга, представлению о том, что человек должен быть честным, правдивым.
 Если говорить о восприятии действий сексуальной направленности, то следует от-метить, что дети, не понимая внутреннего содержания этих событий, социального их зна-чения, в состоянии правильно воспринимать их внешнюю сторону и сообщить о них.  Уже в три- четыре года у детей начинает проявляться чувство стыдливости по отношению к посторонним людям, а к семи- восьми годам это чувство может распространяться на всех людей противоположного пола. В тех случаях, когда ребенок воспринимает сексуальные посягательства как игру, он испытывает стыд, понимая необычность и запретность таких действий. Эмоциональное отношение к происходящему способствует более точной и подробной фиксации в памяти информации о подобных событиях (даже если истинный смысл их не понятен ребенку). Точность и прочность сохранения информации обусловливается и тем, что, будучи вовлеченными в определенную деятельность при сексуальном посягательстве, дети лучше запоминают те явления действительности, которые были включены в его деятельность.

2. Эмоциональные состояния, возникающие у потерпевших в период сексуального наси-лия и в ходе расследования уголовного дела.
Помимо описанных выше особенностей познавательной деятельности, которые опреде-ляют специфику показаний малолетних потерпевших, следует остановиться на негатив-ном влиянии эмоциональных состояний, возникающих в результате насилия. Ситуация насилия (прежде всего сексуального) является в высшей степени психотравмирующей для человека, оказавшегося его жертвой. Подобная ситуация, относящаяся к экстремальным, характеризуется, во-первых, интенсивностью воздействия, во-вторых, блокировкой веду-щих потребностей жертвы (прежде всего в неприкосновенности личности, в том числе и половой, половой свободе, сохранении здоровья, независимости), в-третьих, объективной трудностью достижения цели, в-четвертых, неопределенностью возможных исходов. Экс-тремальность ситуации в значительной ситуации определяется и внешними факторами, сопутствующими насилию, к которым относятся изолированность места происшествия, превосходство насильника в физической силе либо превосходство в количестве  посягаю-щих на неприкосновенность личности, пассивно-нейтральное отношение окружающих к происходящему. Немаловажными обстоятельствами для того, чтобы ситуация приобрела экстремальный характер являются такие факторы, как: субъективная  значимость воздей-ствия, особенности предшествующего опыта деятельности в аналогичных условиях, уро-вень адаптивных возможностей жертвы (здоровье, выносливость, степень развития навы-ков и умений действовать в подобных условиях) и т.д.
К числу наиболее характерных состояний, возникающих в экстремальных ситуациях, от-носятся аффект, фрустрация, психическая напряженность, растерянность, тревога.
Остановимся на каждом из перечисленных состояний.
Аффект.  Исходя из определения, данного выдающимся российским психологом С.Л.Рубинштейном, «аффект – это стремительный и бурно протекающий эмоциональный процесс взрывного характера, который может дать и неподчиненную сознательному воле-вому контролю разрядку в действии». По мнению С.Л.Рубинштейна, «аффективное со-стояние выражается в заторможенности сознательной деятельности», «аффективное дей-ствие как бы вырывается у человека, а не вполне регулируется им». Возникает аффект в критических условиях при неспособности субъекта найти адекватный выход из опасных, чаще всего неожиданно возникающих ситуаций; в тех случаях, когда происходит внешнее блокирование целей, на достижение которых направлено действие субъекта. Обычно эта блокировка бывает преднамеренной (со стороны других лиц). При этом, субъект может начать агрессивные действия даже в тех случаях, когда он не подвергся нападению, а только лишь на основании знания, что другой питает в отношении него враждебные намерения. Агрессии предшествует резко выраженное переживание гнева. При крайне высоком напряжении и интенсивности протекания состояния аффекта происходит унификация внутриличностных областей, их примитивизация, регрессия. По содержанию переживаний выделяются аффекты радости, страха, гнева, ужаса и пр. Однако юридически значимыми являются аффекты гнева (реже - страха, ужаса). В ситуациях насилия проявляются указанные виды аффекта. Вместе с тем следует отметить, что в случае аффективной разрядки жертва насилия нередко сама становится объектом применения закона. 
Психическая напряженность. Нередко, говоря о психической напряженности, многие ав-торы называют это состояние стрессом. На бытовом уровне психическая напряженность также давно и прочно отождествилась с этим понятием. По мнению К.К.Платонова, «вы-раженная отрицательная эмоциональная реакция, возникающая в необычной, новой или угрожающей ситуации, нередко несоизмеримая с опасностью, называется эмоциональной напряженностью». Это состояние может вызывать эмоционально-моторные, эмоциональ-но-сенсорные и эмоционально-интеллектуальные нарушения. Платоновым К.К. выделя-ются 4 уровня напряженности: от незначительной до длительной резко выраженной. Вме-сте с тем, влияние психической напряженности на деятельность неоднозначно. Дезорганизация психической деятельности в результате ПН может наступить сразу (в зависимости от конкретных условий, а также индивидуально-психологических особенностей человека), однако, может быть и отсроченной. То есть, в известных обстоятельствах при нарастании психической напряженности до определенного уровня человек обнаруживает относительную устойчивость к стрессогенным факторам, проявлять адекватную активность (например, оказание активного сопротивления), но впоследствии, при дальнейшем нарастании напряженности, наступит дезорганизация деятельности (как результат наступления фазы истощения в структуре общего адаптационного синдрома). Как показывает экспертная практика, состояние психической напряженности (стресса) очень часто возникает в ситуации насилия.
Фрустрация. Состояние фрустрации характеризуется наличием стимулированной потреб-ности, не нашедшей своего удовлетворения. Фрустрация отличается от других экстре-мальных состояний, о чем свидетельствует множество исследований. Если рассмотреть причины возникновения фрустрации, то здесь необходимо выделить: во-первых, помехи, исключающие возможность достижения субъектом своих целей; во-вторых, унижение, оскорбление при невозможности (реальной или субъективной) действовать соответствен-но мотивам; в-третьих, фиаско, неадекватность, разочарование в себе. Необходимым ус-ловием для возникновения фрустрации является сильная мотивированность к достижению цели. Несмотря на дезорганизацию психической деятельности, фрустрационное поведение не обязательно лишено целесообразности: внутри себя оно может содержать некоторую цель. Однако достижение этой цели лишено смысла относительно исходной цели или мотива данной ситуации. Субъективные переживания в состоянии фрустрации, как и при аффекте, прежде всего, связаны с эмоциями гнева, страха, отвращения и презрения. Фрустрация вызывает известную дезорганизацию в протекании психических процессов. Это выражается в ошибках восприятия, и в том числе, преждевременном распознавании, переоценке угрозы извне; отмечается также снижение умственной продуктивности.
Если рассматривать влияние фрустрации на деятельность, то может отмечаться резкое увеличение уровня активации (вплоть до нервозности), эмоциональное возбуждение, им-пульсивная агрессивность. Это обусловливает несколько видов фрустрационного поведе-ния, в частности: бесцельное двигательное возбуждение; во-вторых, агрессия и деструк-ция; в-третьих, апатия; и, наконец, стереотипия и регрессия (примитивизация поведенче-ских реакций, соответствие их поведенческим реакциям более раннего уровня, снижение качества исполнения). Можно выделить и способ поведения, лежащий на стыке агрессии, апатии и регрессии, такой как суицид. При возникновении состояния фрустрации в ситуации сексуального насилия, как показывает практика, преобладают апатия и регрессия. 
Растерянность. Не реже, чем состояние фрустрации, в ситуациях сексуального насилия возникает растерянность. С точки зрения житейского понимания, растеряться - значит “недоумевать, как быть, что делать”, “встать в тупик, потерять голову”, “утратить хладно-кровие, самообладание, от волнения не зная, как поступить”. То есть, растерянность воз-никает при необходимости принятия решения либо реализации его, но при отсутствии знания того, каким образом это осуществить, т.е. при отсутствии программы действия (или ее несоответствия требованиям ситуации), иными словами, при отсутствии готовно-сти действовать. Субъективно растерянность сопровождается отрицательными эмоцио-нальными переживаниями (преимущественно астеническими). При этом, волевой кон-троль над действиями и поведением может быть снижен либо утрачен вовсе. Глоточкин А.Д. и Пирожков В.Ф. противопоставляют растерянность аффектам, приближая ее к де-прессивным состояниям. Угрехелидзе М.Г рассматривает растерянность как расщепление психики на несколько установок, направленных на разные действия. Эти установки ней-трализуют друг друга и в результате человек проявляет пассивное поведение в ситуации, требующей активности, либо одна из установок начинает доминировать и человек дейст-вует в соответствии с ней, производя нередко ошибочные действия. Иными словами, рас-терянность характеризуется несоответствием между готовностью человека к действию и требованиями конкретной ситуации, что обусловливает пассивность, снижение волевого контроля, потерю гибкости поведения, вплоть до полной его дезорганизации.
Таким образом, в ситуации сексуального насилия жертва находится в экстремальном со-стоянии (чаще всего в состоянии фрустрации, стресса и/или растерянности). Каждое из этих состояний способно оказать дезорганизующее влияние на восприятие обстоятельств дела, процесс запоминания, сохранения и воспроизведения информации об интересующих следствие событиях, а также – на поведение в исследуемой ситуации.
Следует подчеркнуть, что в период расследования (а также судебного разбирательства) ситуация для жертвы не перестает быть психотравмирующей. Это связано с тем, что сам факт сексуального насилия становится достоянием гласности, вызывает неоднозначное отношение со стороны окружающих (в том числе самых близких людей). Яркая эмоцио-нальная реакция со стороны окружающих усугубляет негативные переживания потерпев-шей. Прежде всего это касается эмоции стыда. Переживая стыд, человек испытывает по-терю самоуважения, потерю достоинства, отверженность. Он чувствует себя объектом презрения и насмешки, ощущает беспомощность, неадекватность. Человек кажется себе «маленьким, скованным, эмоционально расстроенным, глупым, никуда не годным и т.д.». При этом стыд сопровождается временной неспособностью мыслить логично и эффектив-но; у человека возникает ощущение, что он не может ни воспринимать, ни думать, ни действовать. В тех случаях, когда человек не в состоянии использовать механизмы психологической защиты от стыда (отрицание, подавление, самоутверждение), в качестве защитной реакции возникает аффективное расстройство  в форме депрессии. В таком состоянии отмечаются острые переживания страдания, угнетенность, направленная на себя агрессия, чувство вины, восприятие себя недостойным, жалким, неспособным. Усилия по восстановлению и укреплению своего Я после пережитого сильного стыда часто продолжаются дни, недели; иногда месяцы и годы спустя ситуация может регулярно воспроизводиться в сознании и интенсивно переживаться.
Очевидно, что продуктивность следственных действий с потерпевшей в подобном состоянии вряд ли будет высокой. Особенно в тех случаях, когда расследование ведется формально либо, как иной раз бывает, предвзято. Это требует особого подхода к жертве сексуального насилия, использование специальных приемов, повышающих доверие и эффективность межличностного взаимодействия, а также привлечение помощи со стороны психологов, специализирующихся на оказании помощи жертвам сексуального насилия. 

3. Личностные особенности жертв сексуального  насилия.
На практике бытует стереотип относительно провоцирующей роли девушки, ставшей жертвой сексуального насилия. Речь идет о так называемом «способствующем» поведе-нии (Л.П.Конышева).  Действительно, нередко бывает так, что предшествующее сексу-альному контакту поведение девушки несет в себе признаки провокации: развязность по-ведения, легкость установления знакомства с незнакомым мужчиной, употребление с ним (и за его счет) алкогольных напитков, создание имиджа многоопытной, умудренной жиз-нью женщины (в том числе, за счет одежды и макияжа). Подобное поведение объективно вызывает у мужчины сексуальную потребность, тем более, если изначальной целью его знакомства с потерпевшей являлась сексуальная близость. В то же время  следует учиты-вать возможность конфликта мотивов насильника и потерпевшей. Так, несмотря на при-знаки «способствующего» поведения, девушка в реальности преследует цель произвести впечатление на взрослого человека, получить признание, почувствовать свою «взрос-лость». Другой вопрос, что достичь этого девушка-подросток пытается  неадекватными способами, объективно своим поведением «сигнализируя» о своей доступности. Это при-водит к непониманию партнером по межличностному взаимодействию ее реальных моти-вов, состояния.
В действительности, несмотря на столь «взрослое» поведение, несовершеннолетняя может обнаруживать снижение способности понимать характер и значение действий насильника в условиях относительно бесконфликтного взаимодействия. По мнению Л.П.Конышевой, это может быть обусловлено следующими факторами: во-первых, психологическими особенностями потерпевшей, такими как незначительный запас сведений о сексуальных отношениях, отсутствие в период, предшествовавший изнасилованию, опыта сексуального общения и повышенного интереса к этой стороне жизни, низкий уровень общего и интеллектуального развития; во-вторых, особенностями ситуации взаимодействия: для детей дошкольного и младшего школьного возраста – посягательства знакомых взрослых (родственников, соседей), для младших подростков – условия посягательства взрослых, имеющих высокий для потерпевшей социальный статус (педагог, тренер), а также совершение преступления представителем референтной (значимой) подростковой группы. В-третьих, снижение способности жертвы понимать характер и значение действий преступника может быть обусловлено условиями ее психического развития – неблагоприятная семейная обстановка, эмоциональное отвержение со стороны родителей (в первую очередь – матери), трудности в установлении контактов со сверстниками и т.д. В-четвертых, это может быть вызвано особенностями поведенческих и эмоциональных реакций потерпевшей в ситуации взаимодействиями впоследствии: повышенная зависимость от ситуативных факторов, отсутствие адекватных эмоциональных реакций, связанных с оценкой происшедшего и его последствий. 
По данным В.Л.Васильева, для потерпевших девочек характерна «самооценочная тревож-ность», обусловливающая восприятие относительно нейтральных ситуаций как содержа-щих угрозу самооценке, представлений о себе и переживание вследствие этого сильного волнения, страха, тревоги.
Результаты анализа экспертной практики Южного регионального центра судебной экс-пертизы МЮ РФ показали, что вряд ли существует связь между низким уровнем интел-лектуального развития и вероятностью стать жертвой сексуального насилия (только 7% потерпевших обнаруживали низкий уровень интеллектуального развития). Что касается других индивидуально-психологических особенностей, то было установлено, что более половины жертв насилия, в отношении которых проводилась судебно-психологическая экспертиза,  обладают «тормозным» типом нервной системы, являются эмоционально не-стабильными, уязвимыми для широкого спектра внешних воздействий (но особенно – грубости, хамству, динамичным ситуациям, требующим принятия ответственного реше-ния). Кроме того, для них свойственны впечатлительность, боязливость, пассивность в конфликте, легкость возникновения субдепрессивных состояний в экстремальных ситуа-циях. Нередко такие люди могут провоцировать нападки со стороны грубых и агрессив-ных лиц. Для целого ряда потерпевших свойственна подверженность колебаниям на-строения. При этом, негативные события могут вызвать у них подавленность, а также за-медленность мышления и реакции. На другом полюсе находятся жертвы сексуального на-силия, которым свойственны гипертимность, что проявляется в легкомысленности, склонности к приключениям и риску, морально-нравственной незрелости. Такие потер-певшие нередко выявляют  описанное выше «способствующее» поведение.

 
 4. Травма, связанная с сексуальным насилием, и ее последствия для развития ребенка.
Как показывает анализ специальной литературы, дети, ставшие жертвами сексуального насилия, перенесли сильнейшую психотравму, которая оказывает значительное дезорга-низующее влияние на их психику.
Для дошкольников наиболее общими симптомами являются тревога, ночные кошмары, общее посттравматическое стрессовое расстройство, избегающее поведение, уходы, де-прессия, боязливость, задержка и чрезмерный контроль. Однако возможны агрессия, ан-тисоциальное и неконтролируемое поведение, а также неподходящее, не соответствующее возрасту,  сексуальное поведение.
Для детей школьного возраста характерными симптомами перенесенной психотравмы яв-ляются страх, невротическое и общее психическое заболевание, агрессия, ночные кошма-ры, школьные проблемы, гиперактивность и регрессивное (примитивизированное) пове-дение.
Для подростков общими были депрессия, уходы, суицидальное поведение, соматические жалобы, противозаконные действия, побеги из дома и злоупотребление наркотическими веществами.
Следует подчеркнуть, что любая форма сексуального насилия травмирует ребенка, а не только половой акт. Вред, нанесенный сексуальным насилием, преимущественно эмоцио-нального характера, он проистекает из предательства доверия и потери детства, пережи-ваемых ребенком. Дети, подвергшиеся насилию, испытывают глубокие чувства изоляции, стыда, отсутствия собственной значительности и  тревоги. Эти симптомы при отсутствии лечения могут остаться и во взрослой жизни. 
По каким признакам можно распознать присутствие посттравматического стресса? Когда говорится, что человек "болен" посттравматическим стрессом, подразумевается, что этот человек пережил травмирующее событие, т.е. испытал нечто ужасное, что не часто случа-ется с людьми, что выходит за пределы «нормального человеческого опыта». При этом посттравматический стресс - это не только наличие травмирующего события в прошлом. Другая сторона посттравматического стресса относится к внутреннему миру личности и связана с реакцией человека на пережитые события. Иными словами посттравматический стресс предполагает переживание человеком одного или нескольких травмирующих со-бытий, которые глубоко затронули его психику. Эти события так резко отличаются от всего предыдущего опыта или причиняли настолько сильные страдания, что человек ответил на них бурной отрицательной реакцией. Следует отметить, что каждый человек в своей жизни переживает события, которые лишают его душевного спокойствия, психологического комфорта. В норме негативные переживания в подобных ситуациях совершенно естественны и в качестве самозащиты происходит изменение человеком своего отношения к миру, к травмирующим событиям, что позволяет относительно успешно смягчить дискомфорт, адаптироваться. Поэтому если травма была относительно небольшой, а процесс адаптации – успешным, то повышенная тревожность и другие симптомы стресса постепенно пройдут в течение нескольких часов, дней или недель. Если же травма была сильной или травмирующие события повторялись многократно, болезненная реакция может сохраниться на многие годы. Как показывает практика, сексуальное насилие относится к числу последних.

5. Особенности межличностного взаимодействия с жертвой сексуального насилия при проведении следственных действий.
Рассматривая вопросы, связанные с расследованием дел о преступлениях против половой неприкосновенности и половой свободы личности, следует остановиться на целом ряде проблем, вызываемых так называемыми барьерами общения.
Если резюмировать все ранее сказанное, следует констатировать крайнюю сложность продуктивного взаимодействия с малолетней жертвой сексуального насилия. К числу факторов, усложняющих взаимопонимание относятся, во-первых, различие в уровне раз-вития познавательных (в том числе, мыслительных) процессов, рационального, эмоцио-нального и социального интеллекта, речи, социального опыта и т.д., обусловленных раз-ницей в возрасте потерпевшей и следователя. Во-вторых, жертва сексуального насилия находится в экстремальном состоянии, переживает острые душевные страдания (в частно-сти, чувства стыда, вины), связанные как с самим фактом насилия, так и отношением ок-ружающих к случившемуся, процедурой расследования, что влияет на ее психическую деятельность. В-третьих, состояние потерпевшей может усугубляться наличием у нее синдрома посттравматического стресса, что также значительно ухудшает продуктивность взаимодействия с ней вследствие социальной дезадаптации. В-четвертых, как показывают исследования, часто жертвы сексуального насилия обладают комплексом индивидуально-психологических особенностей, которые также осложняют конструктивное взаимодействие (застенчивость, тревожность, высокая эмоциональная чувствительность, трудности в установлении контакта, подверженность колебаниям настроения и т.д.). В-пятых, необходимо четко представлять, что ситуация расследования для жертвы сопряжена с: а) непривычностью, новизной, неопределенностью исхода, что вызывает напряженность, взволнованность, тревогу, страх; б) опасением встретить в лице следователя человека, который осудит поступок потерпевшей, не поймет ее состояния, не будет заинтересован оказать помощь; в) необычностью официальной обстановки, не располагающей к откровенности; г) угрозами и давлением со стороны обвиняемых, их родственников, а также иных представителей; д) ошибочной тактикой беседы следователя, негативное впечатление, производимое им на потерпевшего. В-шестых, если для детей нередко естественны трудности в общении с незнакомыми взрослыми, то нередко трудности отмечаются и у взрослых в общении с детьми (особенно если они напуганы, пережили серьезную психотравму).
Возникающие в связи с этим барьеры общения могут быть сняты, если  следователем ис-пользуются приемы так называемого понимающего общения, т.е. это целенаправленного взаимодействия, ориентированного на понимание собеседника и проявление уважения к его личности в форме неоценочных реакций на его высказывания и эмоциональные со-стояния. В психологической литературе наиболее устоявшимся термином для обозначе-ния понимающего общения можно считать «рефлексивное общение». Образно говоря, это означает, что «при взаимодействии с собеседником я, как  зеркало, «отражаю» его мысли и чувства, стремлюсь обдумать и понять их его глазами безо всякого оценивания». Этому способствует развитый эмоциональный интеллект и, в частности, такое качество, как эм-патия. Этим немецким словом, означающим способность сочувствовать другому, опреде-ляется готовность и способность вчувствоваться в настрой других людей. То есть эмпатия предполагает умение (определяемое  стремлением!) поставить себя на место другого, взглянуть его глазами, прочувствовать его состояние и позицию и учесть их в своем пове-дении. Именно почувствовать, без рационального осмысления, когда эмоциональное вчувствование в позицию другого сразу же приводит к соответствующим собственным действиям.
В то же время не следует забывать, что в официальной ситуации, как бы мы не сглажива-ли это (а ситуация следствия, проведения различных следственных действий относится именно к официальному или формальному взаимодействию), присутствует не только по-нимающее, но и директивное общение. Под директивным общением рассматривается це-ленаправленное взаимодействие, ориентированное на оказание прямого психологического воздействия на человека для достижения своих целей и состоящее из реакций, выражающих собственные оценки, взгляды, стремления и цели. Эти цели могут в широком смысле состоять в достижении взаимовыгодных соглашений с партнером, в психологическом воздействии на него, в отстаивании своих интересов в условиях разногласий и конфликтов или в собственной защите от агрессивных нападок и угроз со стороны собеседника.
 К сожалению, некоторые следователи используют защитно-агрессивную форму общения  - целенаправленное взаимодействие, ориентированное на оказание прямого психологического воздействия на собеседника для достижения своих целей, но осуществляемое в такой форме, которая может унизить чувство собственного достоинства, игнорируя потребности и интересы партнера.
 Таким образом, эффективное общение в ходе расследования включает в себя пони-мающие и директивные приемы реагирования, исключая по возможности, агрессивные и принижающе-уступчивые реакции при взаимодействии с партнерами.
 К числу средств, позволяющих достичь взаимопонимания, следует отнести акцен-тирование своего внимания в первую очередь на внутренней системе отсчета (критерии оценок, ценности, мотивы, проблемы) своего партнера, а не на своей собственной. То есть, необходим положительный внутренний настрой к партнеру со всеми его качествами, в том числе  - и к слабостям. Иными словами важны участие, интерес к партнеру, понимание, терпение, такт, человечность, сердечность, доверие, интуиция. Установка на понимание, в частности предполагает осознанное стремление реагировать на мысли и состояния собеседника с целью увидеть их его глазами и уловить качество этих состояний (страх, сомнение, беспокойство, гнев, отчаяние и т.д.).
Понимание достигается, в частности, тогда, когда следователь дает высказаться партнеру, смотрит на него, может в случае необходимости оставить его в покое, прощает отсутствие необходимых слов. И, напротив, понимание будет блокировано, а продуктивность взаи-модействия будет нулевой (если не отрицательной), если прерывать собеседника на каж-дом слове, заставлять его оправдываться, не принимать его всерьез, одновременно зани-маться еще чем-то другим и т.п.
 Следует отметить, что понимающее реагирование не означает нашего согласия с тем, что говорит и чувствует партнер, а является проявлением стремления непредвзято понять его позицию, жизненную ситуацию без попыток рационально оценить их. Такое реагирование требует умения на время абстрагироваться от собственной системы оценок, понять переживания собеседника, состояния его внутреннего мира. Если партнер ощутит, что его мысли поняты и приняты правильно, он начнет доверять и будет готов к дальней-шему сотрудничеству, к  раскрытию своего внутреннего состояния.

Заключение.

 Проблема детей – жертв сексуального насилия, по нашему мнению, имеет не толь-ко правовые и психологические аспекты, является широкой проблемой, требующей  взаи-модействия и со специалистами в области медицины, педагогики, социальной работы и т.д. Меняется и правовое поле – в развитие Конвенции ООН о правах ребенка принимаются все новые и новые  законы, требующие разработки механизма исполнения всеми заинтересованными лицами и учреждениями.

  
О ретроспективной диагностике психического состояния человека
 в судебно-психологической экспертизе.

С.С.Шипшин
 
 Судебно-психологическая экспертиза (СПЭ) является одним из наиболее динамич-но развивающихся родов судебной экспертизы. За истекшие тридцать лет СПЭ перестала быть предметом споров юристов и психологов и прочно заняло свое место среди других судебных экспертиз. Об этом свидетельствует практика правоохранительных органов и экспертных учреждений, создание в лабораториях системы СЭУ Минюста подразделений, занимающихся производством СПЭ. Это ставит на повестку дня проблему дальнейшего развития теоретических, методологических, научно-методических вопросов СПЭ.  Одним из наиболее важных, на наш взгляд, является вопрос создания новых методов экспертного психологического исследования. При этом речь идет не только и не столько об адаптации к экспертной практике общеизвестных методов  исследования, а о разработке инструментария, предназначенного для решения конкретных судебно-экспертных задач.
 Специфика СПЭ заключается в ретроспективном характере экспертного исследо-вания. Так, на основании всестороннего изучения испытуемого экспертом дается вывод о его психической деятельности в конкретной юридически значимой ситуации в прошлом (в  том числе и существенно отдаленном от момента исследования). Подобный характер судебно-психологического исследования ставит вопрос об уточнении понятия объекта СПЭ. Мы считаем, что центральным объектом СПЭ является психическое состояние человека в юридически значимой ситуации. Здесь следует уточнить, что психическое состояние рассматривается не как эмоциональная составляющая действий и поведения, а как интегративная характеристика психической деятельности, производная от устойчивых индивидуально-психологических  особенностей субъекта и особенностей конкретной ситуации. Именно подобное понимание психического состояния позволяет на практике реализовывать задачи ретроспективной диагностики, стоящие перед СПЭ. Прежде всего, речь идет о ретроспективной диагностике психического состояния испытуемого (независимо от его процессуального статуса) в момент криминального события.
 Криминальное событие для его участников, как правило, является экстремальным, предъявляющим завышенные требования к индивидуально-психологическим возможно-стям субъекта в силу конфликтности (внешней и внутренней), исключительной личност-ной значимости, информационной насыщенности. Это обусловливает экстремальный ха-рактер психического состояния человека в исследуемой ситуации, что определяет специ-фику его психической  деятельности и, как следствие, влияет на способность к осознанно-волевому поведению. Среди состояний, способных существенно видоизменять психиче-скую деятельность,  выделяются аффект,  фрустрация, психическая напряженность (стресс), тревога и растерянность.
 Проведенный нами анализ с использованием модифицированного подхода К.К.Платонова  [11] позволил прийти к заключению, что три из пяти рассмотренных со-стояний (аффект, фрустрация и растерянность) однозначно, но в различной степени и на различных уровнях,  дезорганизуют психическую деятельность человека. Влияние психи-ческой напряженности (стресса) и тревоги амбивалентно. Как показывает экспертная практика (нами было проанализировано свыше 600 заключений СПЭ), чаще всего, иссле-дуя состояние человека в криминальной ситуации, мы сталкиваемся с проблемой диагно-стики именно этих состояний. Таким образом, перед экспертом возникает вопрос выбора и использования адекватных методов исследования экстремальных психических состоя-ний.   
 Сложность проблемы диагностики психического состояния определяется несколь-кими причинами. С одной стороны, существует континуум психических состояний и по-этому имеется вероятность постоянного взаимоперехода одного состояния в другое в за-висимости от изменения ситуации, соматического и психофизиологического состояния организма. Это может затруднять диагностику актуального психического состояния чело-века и в еще большей степени - ретроспективную диагностику. С другой стороны, – это вопросы психодиагностического инструментария. Во-первых, методы, использующие в качестве основного инструмента наблюдение,  далеко не всегда позволяют опознать со-стояние по выразительным движениям. Кроме того, возможность непосредственного на-блюдения за субъектом предоставляется не всегда, а в ряде случаев (и при экспертной ретроспективной диагностике, в частности) она вообще исключается. Во-вторых, при са-монаблюдении, в ходе составления самоотчета человек испытывает значительные трудно-сти в оценке своего состояния, связанные как с индивидуальными различиями чувстви-тельности, особенностями восприятия и самопонимания, так и с семантическими трудно-стями при описании состояния.
 Существующие психофизиологические методы оценки эмоционального состояния недостаточно тонки и не позволяют дифференцировать состояния, близкие по своим про-явлениям, энергетике, но различные по своему содержанию (например, психическую на-пряженность, тревогу, фрустрацию). Кроме того, будучи относительно информативными для исследования актуального, текущего состояния субъекта, они зачастую бесполезны при ретроспективной диагностике.
 В определенной степени специфику состояния могут выявить различные опросни-ки и  шкалы, однако их возможности ограничены. Это связано, во-первых, с небольшим количеством параметров исследуемых состояний, а во-вторых, с тем, что образ состояния у человека лишен “предметности”, слабо вербализован, менее ярок по сравнению с самим состоянием. Отсюда трудности при ответах на вопросы, их неточность и приблизитель-ность. В данную группу методов входят широко известные опросник “Психическое на-пряжение” Т.А.Немчина, шкала САН А.Доскина, шкала реактивной и личностной тре-вожности Ч.Спилбергера (модификация Ханина), шкала Н.Курганского, а также СУПОС-8. О возможностях использования в экспертной практике двух последних шкал будет ска-зано ниже.
 Наиболее информативными в исследовании психических состояний являются про-ективные методы. В частности, с помощью теста Г.Роршаха помимо общей направленно-сти личности, возможно выявление эмоционального отношения к действительности, реактивной тревожности и т.д. Тематический апперцепционный тест (ТАТ) также позволяет выявить эмоциональное состояние человека, его отношение к тем или иным проблемам, психотравмирующие стимулы. Эмоциональную сферу позволяет исследовать и метод цветных пирамид (Р.Хейса-Г.Хилтмана), а также «Цветовое зеркало» Г.Фрилинга.  Однако следует подчеркнуть, что интерпретация результатов многих проективных методов (Роршах-теста, ТАТ) “грешит” известной долей субъективизма, существенно зависит от опыта экспериментатора, его методологического подхода к исследуемой проблеме, а также, возможно, - от индивидуально-психологических особенностей и собственных проблем. Валидность и надежность метода цветовых пирамид, по данным Л.Ф.Бурлачука, остается открытым вопросом [2]. Что касается метода Г.Фрилинга, то  нельзя сказать, что он широко известен российским исследователям (М.Чернова) [18].
 Приведенный перечень проективных методов иллюстративен и не претендует на полноту, однако из него следует, что три метода неслучайно связывают такие феномены как цвет и эмоции. Еще Гете И.В. в своем учении выдвигал тезис об осмысленности цвета как средства познания мира. Это, по мнению Яньшина П.В., позволяет свести в едином феномене Цвета его связь с электромагнитными явлениями и “чувственно-нравственное” (эмоциональное) действие. “Цвет - естественный знак, символ всех объектов реальности, выступает как символ и носитель общей идеи неких жизненных отношений”. Эмоции играют важную роль в семантическом кодировании цветов и их реконструкции в представлении. То есть, человек создает представления (образы) цветов из эмоций. Указанный тезис позволяет допускать справедливым и обратное  утверждение: цвет способен актуализировать представления (образы) тех или иных эмоций и состояний. Однако следует помнить, что, как отмечала Сафуанова О.В., “эмоция связана сразу с несколькими цветами, а цвет - со всеми эмоциями”, т.е.  эмоции представляются как палитра цветов, а не единичный цвет. Кроме того, необходимо учесть и выводы Биррена Ф. о том, что цвет может иметь противоположные качества в зависимости от частной точки зрения субъекта (его установки), а потому его реакции будут различны в тех случаях, когда он ассоциирует цвет с внешним миром или с со своими душевными переживаниями [по 19]. В силу воздействия на эмоциональную сферу, цвет становится индикатором физиологических и психических состояний человека. При этом, динамика состояния человека (как интегративной характеристики), тесно связанная с его отношением к различным сторонам объективной действительности, проявляется в определенных изменениях отношений к цветам и цветовым стимулам.
 Рассматривая проективные методы, использующие цвет  в качестве стимульного материала, необходимо остановиться на одном, наиболее информативном при изучении психического состояния. Это - тест выбора цвета (ТВЦ) М.Люшера [Люшер М., 1996; Джос В.В., 1990; Собчик Л.Н., 1990]. Он является, по определению Пуховского Н.Н., “почти идеальным неструктурированным проективным тестом, т.к. испытуемый осущест-вляет выбор практически не имеющего формы стимульного материала, руководствуясь собственными критериями симпатии (антипатии) к цвету”. В процессе выполнения теста человек проецирует свой “индивидуальный стиль эмоционально-потребностной и позна-вательной позиции деятельности” [13]. При этом, цвет в роли стимула ассоциируется с теми или иными предметами и явлениями, выражая тем самым отношение субъекта к этим явлениям и предметам. ТВЦ позволяет диагностировать состояние человека, вклю-чая такие параметры, как актуальные потребности и проблемы, субъективную оценку су-ществующего положения дел, сдерживаемые тенденции, а также источники стресса (по-нимаемого в широком смысле).
 Интерпретация ТВЦ опирается на предположение о том, что каждому цвету при-суще определенное символическое значение независимо от возраста, пола, социальной и национальной принадлежности испытуемого. Например, синий цвет (1) означает полное спокойствие, психологически - чувство удовлетворения, покоя. Зеленый (2) отражает фи-зиологически “эластичную напряженность”. Психологически это выражается в деятельности, волевом усилии, упорстве, целеустремленности, а также в сопротивлении изменениям. Можно говорить также о постоянстве, самоутверждении. Красный цвет (3) отражает “расходование энергии” и психологически выражает возбуждение, активность, деятельность, доминирование, стремление, желание; также можно говорить и о мужественности. Желтый цвет (4) связан с раскованностью, ожиданием, надеждой, положительными эмоциями (типа радости, веселья). Активность в этом случае, по сравнению с красным цветом, носит менее определенный характер, выявляя недостаток последовательности. Фиолетовый цвет (5) отражает внушаемость, инфантильность, потребность в поддержке, опоре. Коричневый цвет (6) связан со стремлением к простым инстинктивным переживаниям, примитивным чувственным радостям. Черный цвет (7) показывает негативный тонус, общий психоэнергетический уровень, а также наличие кризисного состояния, агрессии по отношению к окружающему миру или к себе. Наконец, серый цвет (8) отражает стремление отгородиться, укрыться от всяких внешних влияний или стимулов [ Люшер М., 1996; Джос В.В., 1990; Собчик Л.Н., 1990 ].
 Предполагается, что механизмами соответствия цвета и эмоционального состояния являются механизмы синестезии. Причем, глубинный синестетический код универсален для различных культур. На это указывают, в частности, исследования Вартанова А.В., Муньягисеньи Э., Соколова Е.Н. [ 1994 ], показавших близость в семантическом про-странстве цветовых терминов разных языков, что предполагает сходство их значений, обусловливаемое цветовыми образами.
 Объем данной работы не позволяет подробно остановиться на значительном коли-честве исследований взаимодействия цвета и эмоционального состояния, проведенных российскими исследователями (Ольшанникова А.В., Семенов В.В. и Смирнов Л.М., 1976; Иванов Л.М. и Урванцев Л.П., 1978;  Лутошкин А.Н.; Гавриленко О.Н., 1993; Измайлов Ч.А. и Волков Н.Н; Плишко Н.К., 1980 и другие).
 На основе ТВЦ Люшера в России был разработан цветовой тест отношений (ЦТО) [17]. Теоретически он базируется на концепциях В.М.Мясищева, В.Г.Ананьева об образ-ной структуре и природе психического и А.Н.Леонтьева о чувственной ткани смысловых образований личности.
 Исследования, проведенные с помощью ЦТО, показали, что цветоэмоциональные ассоциации связаны с глубоким уровнем невербальных эмоциональных значений. Напри-мер, желтый и красный цвета связаны с повышенным настроением, активностью; серый - с утомлением; черный - с оборонительными эмоциями отрицательного характера. Кроме этого, существует достоверная связь следующих цветов и эмоций: желтого - с удивлени-ем, красного - с радостью, серого - с утомлением, черного - со страхом. В отношении дру-гих эмоций наблюдается двойственное цветовое представление: гнев - красный и черный; грусть - серый и синий; интерес - зеленый и синий. Цветовые ассоциации некоторых эмоций еще менее определенные. Установлено также, что экспрессиям положительных эмоциональных состояний соответствует красно-желтый край спектра, а отрицательным - сине-фиолетовый край. Нормальной, эмоционально-нейтральной экспрессии соответствует зеленая часть спектра.
Таким образом, существование тесной связи между цветом и эмоциями открывает широ-кие возможности для диагностики психических состояний с помощью проективных мето-дов, использующих цветовые стимулы в качестве символов различных объектов или от-ношений. В течение 10 лет нами разрабатывался метод ретроспективной диагностики психического состояния подэкспертного на различных этапах (стадиях) развития крими-нальной ситуации. В его основу был положен цветоассоциативный эксперимент; в качестве стимульного материала был использован основной набор ТВЦ Люшера.
 Процедура опосредованной ретроспективной диагностики состояния (в дальней-шем, сокращенно - ОРДПС) включает в себя несколько этапов.  
На первом этапе выделяются ключевые стадии развития криминальной ситуации. В зави-симости от конкретного дела их количество может значительно варьировать (в нашей практике было крайне сложное уголовное дело, потребовавшее условного разбиения си-туации на 22 стадии), однако, не менее трех: I - стадия, непосредственно предшествовав-шая преступлению (стадия аффектогенной ситуации); II - стадия совершения преступле-ния и III - стадия, непосредственно следующая за преступным деянием. То есть, мы выде-ляем те стадии, на которых, как правило, происходят качественные изменения в динамике и содержании психического состояния подэкспертного. Выделение этих стадий производится на основании всестороннего анализа материалов дела (показаний обвиняемого, потерпевшего, свидетелей, протоколов осмотра места происшествия и т.д.) и результатов подробной беседы с подэкспертным в процессе экспертизы. Следует отметить, что если в процессе беседы испытуемый сообщает информацию о криминальной ситуации, отличающуюся от ранее данной, выделение стадий проводится на основе той информации, на которой в ходе экспертизы настаивает подэкспертный. В противном случае, если экспертом будет навязываться иная (пусть соответствующая действительности, но не признаваемая испытуемым картина происходивших событий), крайне высока вероятность, что подэкспертный откажется от работы либо будет работать непродуктивно. Наше исследование показало, что универсальность рассматриваемого метода обычно позволяет выявить несоответствия в показаниях испытуемого о своем состоянии.
 На втором этапе испытуемый ранжирует цвета ТВЦ соответственно состоянию, отмечавшемуся у него на каждой стадии развития ситуации. Так, первый цвет в представ-лении подэкспертного максимально отражает (описывает) состояние, ассоциируется с ним. Затем испытуемый подбирает второй цвет, третий и так далее. Такая процедура про-водится в отношении состояния субъекта на каждой стадии развития ситуации. Таким об-разом, получаются цветоассоциативные ряды, отражающие динамику психического со-стояния испытуемого в криминальной ситуации.
 На третьем этапе испытуемому предлагается перечень эмоций, переживаний и со-стояний, отражающих “эмоциональный спектр” экстремальных состояний (аффект, фру-страция, психическая напряженность, растерянность и т.д.). В перечень включаются и те эмоции и переживания, которые отмечал испытуемый в самоотчете (в ходе беседы). Обычно предъявляется набор из 16-22 эмоций и состояний. Испытуемый оценивает эти эмоции с помощью основного набора ТВЦ и полученные ранжировки рассматриваются как свойственные ему “эталонные” цветоассоциативные представления о  тех  или иных эмоциях, состояниях и переживаниях.
 На четвертом этапе проводится сопоставление цветоассоциативного ряда, соответ-ствующего состоянию испытуемого на определенной стадии развития криминальной си-туации, с “эталонными” рядами эмоций, состояний и переживаний. Для этого используется формула вычисления коэффициента ранговой корреляции (по Спирмену):
                                                                          6 ? ( ? )
r = 1 - ------------- , где
    n (n  - 1)

? - разность рангов i-характеристики в ряду состояния на исследуемом этапе криминаль-ной ситуации и в “эталонном” ряду;
n = 8 (число рангов, соответствующих основному набору ТВЦ).
 
 Эта процедура проводится применительно к каждой стадии развития криминальной ситуации.
 Полученные значения коэффициента ранговой корреляции свидетельствуют о бли-зости состояния субъекта тем или иным эмоциональным переживаниям и состояниям, взятым в качестве параметров исследуемого состояния. Учитываются как положительные, так и отрицательные значения коэффициента корреляции. При анализе каждого параметра состояния в динамике, на разных стадиях развития криминальной ситуации, значения коэффициента корреляции будут различны, что может являться показателем усиления или ослабления влияния каждой составляющей “эмоционального спектра” состояния человека, что определяет специфику состояния на каждой конкретной стадии.
 Таким образом, метод ОРДПС во-первых, достаточно защищен, поскольку сама процедура выявления представлений об “эталонных” и об исследуемых состояниях на разных стадиях развития криминальной ситуации ведется в параллельном направлении, а конечный результат не вытекает непосредственно из полученных данных, а вычисляется с помощью математических методов. Во-вторых, проективный и невербальный характер метода позволяет исследовать глубинные уровни эмоциональных отношений испытуемо-го к анализируемым событиям, а также работать с подэкспертными различного социаль-ного, образовательного и культурного уровня.
 Для выявления того, насколько метод ОРДПС информативен и адекватен как спе-цифике экстремального состояния, так и самоотчету испытуемого, нами было проанали-зировано 280 заключений СПЭ по фактам насильственных преступлений, проведенных в ЦСК ЛСЭ.
 Мы исходили из того, что на каждой из трех стадий развития криминальной ситуа-ции метод ОРДПС будет отражать характерные этим стадиям изменения психического состояния. 
Как показали результаты анализа, всего по этим делам в качестве “эталонных” параметров испытуемым предлагался перечень из 32 состояний и эмоциональных переживаний. Нами были учтены только те, значения коэффициента ранговой корреляции которых свидетельствовали о наличии значимой связи между ними и состояниями испытуемых на трех ключевых стадиях развития криминальной ситуации ?0.26 ? 1.00, как положительные, так и отрицательные?. Таким образом, мы получили картину “усредненного” состояния обобщенного испытуемого. Эти данные приведены в таблице.
1 стадия 2 стадия 3 стадия

гнев
(54.9)1 страх
(54.2) Подавленность
(50.0)
страх
(49.9) неуверенность
(52.7) Ненависть
(47.5)
неуверенность
(43.5) безвыходность
(52.0) Тревога
(46.4)
безвыходность
(42.0) утомление
(44.5) Страх
(44.7)
подавленность
(41.6) гнев
(42.3) Неуверенность
(42.8)
ярость
(41.1) раздражение
(42.3) Напряженность
(42.0)
тревога
(39.3) готовность действовать (42.2) Обида
(41.2)
раздражение
(39.1) растерянность
(40.3) Ярость
(41.2)
напряженность
(38.8) 
 Утомление
(40.9)
опасность
(38.4) 
 
 
 Как видно из представленной таблицы, на первой стадии, непосредственно пред-шествовавшей преступлению (иными словами, в аффектогенной ситуации) состояние субъекта обнаруживает широкий спектр отрицательных эмоциональных переживаний, имеющих высокий энергетический потенциал. При этом отмечаются переживания безвы-ходности ситуации, наличия опасности, тревоги, напряженность. То есть, состояние по своему содержанию близко фрустрации, психической напряженности с выраженным “ориентировочным” компонентом в отношении сложившейся ситуации.
На второй стадии, собственно в период совершения инкриминируемого деяния, нарастает удельный вес переживаний безвыходности, неуверенности и, вместе с тем, появляется компонент, не отмечавшийся на первой стадии - готовность действовать. Это, наряду с выраженным переживанием высоко энергетически заряженных отрицательных эмоций, свидетельствует о новом качестве состояния субъекта - “включения” активности на всех уровнях, установки на действие в связи в аффектогенностью ситуации. В то же время, проявляется и противоположная тенденция: наряду с готовностью действовать выражена и растерянность. Подобная амбивалетность связана, по-видимому,  с тем, что мы имеем дело с усредненными показателями, производными от равной степени выраженности у испытуемых как готовности действовать, так и ее отсутствия. В то же время, “готовность действовать” в представлении многих испытуемых может сливаться с “потребностью действовать” и тогда мы сталкиваемся с характерной картиной аффективного состояния: когда имеется непреодолимая потребность действовать, но отсутствует адекватная готов-ность к этому, в результате чего активность может носить неадекватный характер. Обра-щает на себя внимание и то, что уже на этой стадии зарождаются предпосылки характер-ного для экстремальных состояний последующей астении, т.е. мы видим весомый фактор утомления. Таким образом, цветоэмоциональные ассоциации достаточно образно отра-жают характерные изменения содержания состояния на стадии “эмоциональной разряд-ки”.
На третьей стадии, т.е. непосредственно после совершения инкриминируемого деяния (убийства, нанесения тяжкий телесных повреждений) мы видим, что наиболее весомым фактором является подавленность. Наряду с такими компонентами состояния, как тревога, утомление, неуверенность, она может служить показателем нарастающей астении. Однако помимо этого продолжают наблюдаться и такие компоненты состояния, как ненависть, ярость, обида. И это вполне естественно, поскольку даже кратковременное состояние (аффект) не может одномоментно изменить уровень энергетики, свой знак и т.д. То есть, при стремительном нарастании определенных тенденций, какое-то время будут сохраняться, возможно, столь же стремительно ослабевая, прежние тенденции. Таким образом, и на третьей стадии обобщенные показатели ОРДПС отражают адекватное динамике содержание психического состояния.
Таким образом, выявляется соответствие обобщенных результатов ОРДПС общей картине развития аффективного состояния на трех ключевых стадиях развития криминальной си-туации. Поскольку параметры состояния, его “эмоциональный спектр” был составлен на основе самоотчетов испытуемых о своем состоянии в период совершения преступления, то, тем самым, выявляется соответствие результатов ОРДПС и данным самоотчетов.
В то же время нас интересовало, насколько сопоставимы данные ОРДПС с результатами других методов исследования психического состояния и, в частности, шкалы оценки пси-хической активации, интереса, эмоционального тонуса, напряжения и комфортности, раз-работанной Н.А.Курганским совместно с коллективом1 (в дальнейшем с целью сокраще-ния будет именоваться шкала напряжения) и СУПОС-8.
С этой целью нами были проанализированы данные о психическом состоянии испытуе-мых по шкалам напряжения и СУПОС-8 на тех же трех стадиях развития криминальной ситуации по тем же уголовным делам. Обобщенные результаты по шкале напряжения представлены в таблице № 2.
Таблица № 2
Фактор 1 стадия 2 стадия 3 стадия
Психическая активация 14.5 13.6 15.4
Интерес (вовлеченность) 12.9 13.9 13.9
Эмоциональный тонус 12.9 15.8 15.5
Напряженность 13.6 16.8 15.6
Психологический комфорт 16.0 17.1 15.9
      
Если проанализировать данные, полученные с помощью шкалы напряжения, то можно заметить, что на первой стадии отмечаются умеренные психическая активация, вовлечен-ность, эмоциональный тонус и напряженность, при наличии психологического диском-форта (согласно процедуре обработки имеется обратная зависимость показателей всех факторов, за исключением напряженности: чем выше показатель, тем менее выражен этот параметр). На второй стадии нарастают напряженность, психологический дискомфорт и снижается эмоциональный тонус (т.е. начинают преобладать отрицательные эмоциональ-ные переживания). На третьей стадии снижается уровень психической активации. Таким образом, шкала напряжения в целом адекватно отражает динамику аффективного состоя-ния на ключевых этапах развития криминальной ситуации.
Еще более показательны данные, полученные с помощью СУПОС-8 (см. табл. №3).

Таблица № 3  
Фактор Ст. 1  2  3
P (психическое спокойствие)  15?35 12.1 3.3 5.8
E (чувство силы и энергии) 14?26 12.7 9.2 5.9
A (стремление к активности) 7?17 10.6 10.5 4.5
O (импульсивная реактивность) 3?11 7.0 10.5 5.3
N (напряжение, беспокойство) 8?16 16.8 19.5 18.5
U (опасность, тревога) 5?13 14.1 17.1 24.1
D (депрессия, изнуренность) 3?11 9.5 13.2 14.2
S (подавленность, удрученность)  3?11 16.8 16.0 24.0

Как видно из приведенной таблицы, на первой стадии состояние “среднего” испытуемого характеризуется снижением (по сравнению со стандартным, обычным состоянием) уровня психического спокойствия, энергичности, а также повышением напряжения, тревоги, ощущения опасности. На второй стадии происходит значительное изменение характера состояния испытуемого по сравнению с первой стадией: практически утрачивается психическое спокойствие, нарастают импульсивная реактивность, напряжение, ощущение опасности, тревога, изнуренность. (Последний момент подтверждает данные, полученные с помощью ОРДПС о том, что на второй стадии уже отмечается “зарождение” явлений астенизации). На третьей стадии проявляются низкий уровень психического спокойствия, снижение силы и энергии, низкий уровень стремления к активности. При этом, крайне высоки показатели тревоги, ощущения опасности, подавленности, удрученности. То есть, налицо показатели астенического синдрома.
При этом необходимо подчеркнуть, что обобщенные показатели такой тонкой материи, как эмоция, а тем более в ее связи с цветом, могут только приблизительно отражать ре-альную картину. Вместе с тем, в сопоставлении с данными по шкале напряженности и СУПОС-8, очевидно, что метод ОРДПС отражает характерные для аффекта изменения со-стояния на ключевых стадиях развития криминальной ситуации (подготовительная ста-дия, стадия взрыва и стадия истощения). Однако в отличие от метода шкалирования, ме-тод ОРДПС позволяет рассматривать значительно больший спектр эмоциональных пара-метров состояния, устраняет искажающие влияния, связанные с трудностями вербализа-ции эмоциональных переживаний, а также вызванные защитной установкой.

В ходе исследования нас интересовала проблема получения обобщенных ранжировок ос-новного набора ТВЦ, соответствующих состоянию человека на каждой стадии развития криминальной ситуации. Однако эта попытка не привела к успеху: во всех случаях коэф-фициент конкордации не превышал значения, равного 0.15. Это вряд ли свидетельствует об отсутствии закономерностей, а скорее о большой вариабельности как цветоассоциа-тивных представлений об эмоциональных состояниях, так и о многообразии составляю-щих “эмоционального спектра”. Вместе с тем проведение частотного анализа, в ходе ко-торого выяснялось представительство цветов, преимущественно занимавших первые и последние два ранга, оказалось весьма информативным.
Так, на первой стадии, соответствовавшей аффектогенной ситуации, первый ранг занима-ли черный (39.4%) и красный (21.2%) цвета; второй ранг - синий (36.4%) и красный (18.2%) цвета. Отвергаемые (7 и 8 ранги) принадлежали желтому и зеленому цветам. Если исходить из символики цвета (по Люшеру), то состояние на первой стадии можно охарак-теризовать как экстремальное, выражающееся в реакции протеста против существующего положения дел при готовности действовать безрассудно и опрометчиво. Отмечаются так-же повышение уровня активации, возбуждение, экстравертированность (направленность вовне); на эмоциональном уровне - ярость, свирепость, тревога и враждебность [ по Янь-шину П.В., 1995 ]. Отвержение зеленого и желтого цветов может интерпретироваться как блокировка потребностей, стремление преодолеть препятствия, а также разочарование.  
Вторая стадия (непосредственно агрессивных действий, а также острых эмоциональных переживаний) связана с черным и синим цветами (1-2 ранги). Наряду с реакцией протеста, готовностью действовать, синий цвет может интерпретироваться как ранимость, повышение чувствительности. К числу отвергаемых (ранги 7-8) трудно отнести определенные цвета ввиду их равномерного распределения. Однако, несколько чаще отвергаются желтый и зеленый цвета.
Третья стадия, равно как и вторая, описывается черным и синим цветами при отвержении желтого, зеленого и красного цветов. Отвержение красного цвета может быть интерпретировано как физиологическое и нервное истощение.
Следует также отметить, что по представлению М.Люшера, нахождение основных цветов (синего, зеленого, красного и желтого) на 6-8 позициях символизирует “стрессовое со-стояние” и чем больше основных цветов находится на позиции отвержения, тем разруши-тельнее влияние “стресса” на психическую деятельность человека. Как видно из наших данных, на III стадии на позиции отвержения находятся три основных цвета, что соответ-ствует явлениям астенического синдрома в динамике аффективного состояния.
Таким образом, динамика психического состояния, выражаемая цветовыми ассоциациями, достаточно адекватно отражает динамику эмоционального состояния, близкого к аффекту или фрустрации: фиксация на проблеме, реакция протеста, повышение уровня активации ? обострение чувствительности при потребности в покое ? появление признаков астенического синдрома на фоне отрицательных эмоциональных переживаний.
Подводя итог, можно сказать, что метод ОРДПС при производстве экспертизы аффекта и иных эмоциональных состояний позволяет: во-первых, проследить динамику психического состояния человека на различных стадиях развития криминальной ситуации; во-вторых, наглядно показывает “эмоциональный спектр” состояния испытуемого на разных стадиях, выявляет “удельный вес” тех или иных эмоций, переживаний в процессе развития состояния; в-третьих, отражает специфику экстремального состояния (его содержание и динамику) как с точки зрения составляющих “эмоционального спектра”, так и позиции символики цвета; в-четвертых, соответствует самоотчету испытуемого о своем состоянии в исследуемый период, и, наконец, соответствует данным, полученным с помощью шкал (Н.А.Курганского, СУПОС-8). В то же время, несмотря на диагностические возможности метода ОРДПС, нельзя забывать, что он является одним из методов экспертного исследования состояния. Использование ОРДПС в комплексе с психологическим анализом материалов уголовного дела, самоотчета испытуемого, шкалами Н.Курганского и СУПОС-8 значительно повышает достоверность результатов исследования психического состояния, обоснованность и категоричность выводов эксперта.

Список литературы:
Бажин Е.Ф., Корнева Т.В., Эткинд А.М. Исследование образного уровня восприятия эмо-ций.//ПЖ, 1983, т.5, № 3. – С.81-84.
Бурлачук Л.Ф., Морозов С.М. Словарь-справочник по психологической диагностике. - Киев: Наукова думка, 1989. – 200 с.
Вартанов А.В., Муньягисеньи Э. Полилингвистическое пространство цветовых назва-ний//Вестник МГУ, 1994. - сер.14 - № 2. – С.32-40.
Вартанов А.В., Соколов Е.Н. Семантическое пространство цветовых названий: опыт межъязыкового исследования//ПЖ, 1994, Т.15, № 5. – С.85-93.
Джос В.В. Практическое руководство к тесту Люшера. - Кишинев, 1990. – 176 c.
Иванов Л.М., Урванцев Л.П., Экспериментальное исследование цветовых ассоциаций: Сб. Психологические проблемы рационализации деятельности. - Ярославль, 1978. - С.55-64
Люшер М. Цвет Вашего характера. - М.: Вече, Персей, АСТ. – 1996. – С.11-224.
Миронова Л.Н., Семантика цвета в эволюции психики человека: Сб. Проблемы цвета в психологии. - М.: Наука, 1993. – С.172-189.
Ольшанникова А.В., Смирнов Л.М. Оценка методик, диагностирующих эмоциональ-ность//Вопросы психологии. - 1976. - № 5. – С.103-113.
Петренко В.Ф., Кучеренко В.В. Взаимосвязь эмоций и цвета//Вестник МГУ. - 1988. - сер. 14. - № 3. – С.70-82.
Платонов К.К., Гольдштейн Б.М. Основы авиационной психологии. - М., 1987. – 220 с.
Плишко Н.К., О некоторых особенностях выбора цветов и сенсомоторных реакциях на световые стимулы различных модальностей при изменении эмоционального состояния: Сб. Диагностика психических состояний в норме и патологии. - Л., 1980 - С.135-140
Пуховский Н.Н. Разработка психометрической модификации 8-цветного варианта теста М.Люшера//ПЖ. - 1995. - Т. 16,№ 1 – С.138-148.
Руденко В.Е. Цвет - эмоции - личность: Сб. Диагностика психических состояний в норме и патологии. - Л., 1980. - С.107-115
Сивик Л. Цветовое значение и измерение восприятия цвета: исследование цветовых об-разцов: Сб. Проблемы цвета в психологии. - М.; Наука, 1993. – С.95-121.
Собчик Л.Н. Метод цветовых выборов. Модифицированный цветовой тест Люшера. - М., 1990. – 88 с.
Цветовой тест отношений. Методическое пособие. - Л., 1983. – 20 с.
Чернова М.В. Методика Г.Фрилинга «Цветовое зеркало». – Эпсилон. Информационный бюллетень №4. – Калуга, 1997. – С.27-30
Яньшин П.В. Эмоциональный цвет. - Самара, 1995. – 218 с.